«Удиви меня!»: в Перми завершился Дягилевский фестиваль
Работать на оперой-буффа «Оранго» композитор начал в 1932 году по заказу Большого театра, по случаю 15-летия Октября. Мир науки и искусства был увлечён образами научных экспериментов, и главный герой оперы — Оранго, получеловек-полуобезьяна, сделал блестящую карьеру бульварного журналиста, а потом деградировал и был продан в советский цирк. Работа над оперой прекратилась, поскольку увлечение такими образами стало неактуальным, а один из авторов либретто, А.Старчаков, был репрессирован в 1937 году. Архивные источники оперы «Оранго» обнаружила в Музее музыкальной культуры им. М.И. Глинки исследователь Ольга Дигонская в 2004 году. Фрагменты оперы оркестровал английский композитор Джерард Макберни.
Участников и гостей фестиваля, а также участников научной конференции приветствовала вдова композитора, Ирина Антоновна Шостакович: «Сегодня прозвучит опера „Оранго“ — Дмитрий Дмитриевич никогда не слышал этой музыки. „Условно убитый“ — в 20−30-е годы был такой знаменитый Ленинградский мюзик-холл — я рада, что дивертисмент, вторая часть спектакля продолжит свою жизнь». В программе фестиваля состоялась встреча с Ириной Антоновной, посвящённая вопросам издания сочинений Шостаковича, а также научная конференция «Шостакович и лёгкая музыка». На конференции выступили Ольга Дигонская, Марина Фролова-Уокер, Ольга Манулкина, Яна Поляновская, Левон Акопян и другие.
молодой Шостакович в 30-е годы не только был феноменально востребован как композитор и получал множество заказов — он также был азартным болельщиком и игроком. Проиграв в карты директору ленинградского Мюзик-холла Михаилу Падво, Шостакович обязался написать около 40 номеров для эстрадно-циркового ревю «Условно убитый».
Премьера спектакля на актуальную тему Осоавиахима, учений по гражданской обороне и защиты населения от внешних врагов, состоялась в ленинградском Мюзик-холле 2 октября 1931 года. В создании спектакля участвовали хореограф Фёдор Лопухов, а также Клавдия Шульженко, Леонид Утёсов и другие мастера советской эстрады. В 1937 году мюзик-холл был закрыт как источник буржуазной культуры, и от балета «Условно убитый» не сохранилось ни либретто, ни литературного источника — остались только три газетные рецензии.
Постановщик Алексей Мирошниченко сохранил в новом спектакле имена персонажей — Маша Фунтикова, Стопка Курочкин, Бейбуржуев, — но в процессе работы ему потребовалось приложить серьёзные усилия для восстановления балета, заново сочинить либретто.
В сценическом оформлении сценограф Андрей Войтенко воссоздал образы работ Александры Экстер, родоначальницы советского конструктивизма, сценография вызывает также ассоциации с живописью В. Кандинского и П. Филонова. Художник по костюмам Татьяна Ногинова создала около 200 костюмов для разных социальных групп советского общества и даже для четвероногой артистки — овчарки, ищущей химические вещества.
благодаря стилевому единству и тематической общности музыкального материала, автоцитатам самого Шостаковича. Самая очевидная из таких автоцитат — это тема увертюры из балета «Болт», открывающая как оперу «Оранго», так и балет «Условно убитый».
Алексей Мирошниченко, который выступил хореографом балетной части спектакля и режиссёром-постановщиком оперной, подчёркивает, что поставил балет в стиле неоклассики. «Это ретробалет, балет-фельетон, мы оглянулись назад, чтобы пережить это сложное, страшное и очень красивое время. Об этой эпохе много говорят, это было очень тяжёлое время, но мне бы хотелось пережить его в позитивном ключе. За время постановки так изменилось время, что балет получился на злобу дня, но я не хотел делать его таковым», — говорит Алексей Мирошниченко.
В самом деле, спектакль основан на системе контрастов, стилевых нестыковок,
из которых возникают смысловые «разломы», благодаря контексту нередко создаётся иронический эффект.
Среди восьми чудес света, демонстрирующих достижения советской культуры в опере «Оранго», — балерина Настя Терпсихорова (Инна Билаш), уверенно исполняющая классические пируэты.
Обстоятельства биографии человека-обезьяны, созданного экспериментальным путём, содержат недвусмысленные намёки на его значительные карьерные достижения в прошлом. Сегодня же Оранго оброс чёрными прядями волос, он лишь скачет и ходит по сцене колесом, хотя ещё способен сыграть тему «Чижика» на металлофоне и сказать «Э-хе-хе» (исполнитель — Павел Рейман).
Антитезой образу полуживотного-получеловека становятся массовые сцены, воплощающие пафос трудового энтузиазма. Финал оперы — динамичная хоровая сцена «посмеёмся, посмеёмся над попыткой управлять штурвалом жизни обезьяньими руками» — раскрывает озорство и дерзкий пафос молодого Шостаковича.
Ещё более ощутимы такие стилевые контрасты между сценическим оформлением, костюмами и балетной лексикой в балете «Условно убитый».
Например, лирически-романтические дуэты Маши Фунтиковой (Наталья де Фробервиль-Домрачева) и Стопки Курочкина (Артём Мишаков) в классическом стиле навевают аналогии с романтическими балетами, с «Барышней и хулиганом» и даже едва ли не со «Щелкунчиком», однако классическая танцевальная лексика контрастирует с декорациями и костюмами, стилизованным в духе 30-х годов.
Вместе с тем в ярких пантомимных эпизодах Алексей Мирошниченко предстаёт мастером лаконичных портретных характеристик, начиная со сцены продажи мороженого. Кульминация же такой характерной пантомимы — это остро гротескная иллюстрация Бейбуржуева (Сергей Мершин) к инструкции по гражданской обороне, звучащая без музыки, под магнитофонную запись: «Советский Союз находится в капиталистическом окружении. На всём земном шаре мы пока единственная страна социализма. Умирающий капитализм не уступит без боя…» При этом военрук пафосно и вместе с тем уморительно смешно имитирует признаки химического отравления, грозит империалистам нецензурным жестом и демонстрирует приёмы обращения с противогазом.
Чувственным обаянием, экспрессивным мюзик-холльным шармом увлекает колоритная «Танцующая пара» (Евгения Четверикова, Денис Толмазов), характерным юмором выделяется большое соло Гармониста (Алексей Будрин), поставленное на музыку знаменитой «Шарманки». Классическая балетная лирика вновь возникает в сцене ресторанного «рая», где партнёром Маши становится привидевшийся ей Ангел (Герман Стариков). Мягкая ирония здесь возникает из контекста, абсурдности самой ситуации.
Сольным и дуэтным сценам, поставленным в классическом стиле, а также в духе утончённого ретро 30-х годов — в балете «Условно убитый» ярко контрастирует плакатный стиль массовых сцен — образы шествий и демонстраций, индустриального пафоса, коллективизма и ударного труда.
В спектакле возникает целая панорама образов
— молодые мамы с колясками, советские граждане с портфелями, милиционеры, хулиганы, официанты, санитары, студенты, деятели Осоавиахима, марширующие пионеры и многие другие — характерных для искусства 30-х годов. Такое многообразие напоминает о сочинениях Булгакова, фантасмагориях А. Беляева и А. Толстого, возникают не только очевидные параллели с «Собачьим сердцем», но также со сценами экспериментов Воланда и другими, где яркая сатира на мещанство сочетается с изяществом и шармом аристократизма, в 30-е годы ещё не потерявшим своей актуальности.
В целом же, юмор в пермском спектакле все же преобладает над гротеском, зрителя захватывает и увлекает полнокровный, жизнерадостный оптимизм. «Лёгкая футуристическая музыка», — так характеризует дирижёр Теодор Курентзис стиль постановки.
Спектакль, объединивший два сочинения 30-х годов, воссоздаёт дух юношеского вызова и смелых экспериментов,
в полной мере позволяет слушателям почувствовать обаяние личности молодого Шостаковича.
***
Насыщенная и разнообразная программа Дягилевского фестиваля включала события разных жанров — в том числе, художественные выставки, перформанс «Гиперкуб», сочетающий музыку, литературу, хоровое пение, электронику, актёрскую игру и пластику с элементами хореографии. На фестивале был показан драматический спектакль «Вакханки» Еврипида в постановке Теодора Терзополуса, представленный в московском Электротеатре «Станиславский».
посвящённый образам сотворения мира богом Шивой, претворяющий образы и сюжеты восточных танцев катак, восточных единоборств.
Спектакль, исполненный пятью танцовщиками, поразил энергетикой и феноменальной технической виртуозностью, изысканной выразительностью жестов, а также эффектностью контрастов и ясностью структуры, напомнившей о классической трехчастности. Контрасты гармоничности и дисгармоничности, были наглядно воплощены в пластических образах.
Первая часть при помощи феноменально виртуозных приёмов воплотила немыслимое духовное усилие по преодолению хаоса. Вторая часть началась экспрессивным женским соло, в котором героиня делает неимоверные усилия, чтобы подняться на ноги, но падает вновь и вновь. Главный герой, появившийся в глубине сцены, вдруг пошатнулся и потерял равновесие под воздействием движения женщины, обращённого к нему. Начинается дуэт, переходящий в ансамбль, воплощающий взаимодействие инь и ян. Пластика героев становится более уравновешенной, выдержанной, теряет лихорадочную экспрессию, пятеро танцовщиков достигают гармоничной ансамблевости.
Благодаря ясности, детальной проработанности своей художественной композиции спектакль вызвал живой и непосредственный отклик публики.
***
В программе фестиваля состоялось 12 камерных концертов, в которых исполнялись сочинения разных эпох и стилей, от средневековья до XXI века. Александр Мельников исполнил цикл Прелюдий и фуг Д. Шостаковича, убедительно раскрыл многообразные фактурные и интонационные связи внутри цикла, параллели с Бахом, Мусоргским, Бородиным.
В числе тематических взаимосвязей выделялись терцовые интонации, пронизывающие цикл — и среди них пианист отчётливо выделил тему, совпадающую с темой романса Шостаковича, посвящённого А. Ахматовой («О, муза плача»).
Последняя, наиболее масштабная Прелюдия и фуга d-moll напомнила не только о традициях Мусоргского, но также о Шостаковиче — авторе поздних хоровых сочинений, 11-й симфонии. Масштаб, глубина, монументальность этой грандиозной звуковой фрески раскрылись в интерпретации пианиста как настоящее обобщение всего цикла.
Патриция Копачинская и Маркус Хинтерхойзер посвятили программу сочинениям Галины Уствольской — прозвучали её сонаты для фортепиано и скрипки с фортепиано.
Маркус Хинтерхойзер сопоставляет сочинения Уствольской и Мессиана, отмечая предельное напряжение, воплощённое в её музыке. Вместе с тем образы протеста и предельно напряжённой экспрессивной проповеди в этом концерте не доминировали, в сочинениях Уствольской раскрылась большая роль лирики, а экстатические остинатные формулы воспринимались как сонористический приём, вписанный в контекст европейской традиции.
***
Программу «Портрет Сати в стравинской раме», посвящённую творчеству парижского эксцентрика Эрика Сати, представили Алексей Любимов и Вячеслав Попругин.
В сольном концерте Ильи Грингольца прозвучали Сонаты Р. Шумана, Б. Бартока, Рихарда Штрауса (партию фортепиано исполнил Пётр Лаул).
Итальянский вокальный ансамбль Odhecaton исполнил духовные сочинения Сальваторе Шаррино, Кшиштофа Пендерецкого и Карла Джезуальдо ди Венозы.
Квартет имени Давида Ойстраха исполнил квартет Ф. Мендельсона и фортепианный квинтет С. Франка (партия фортепиано — Ирина Кандинская), а также каприсы Паганини в переложении для струнного квартета.
***
«Удиви меня!» — сказал Дягилев Жану Кокто, и это высказывание стало символом фестиваля. «Если бы Дягилев увидел людей, которые лежат на полу и слушают Джона Кейджа в доме на Сибирской - 33, он бы, наверное, удивился», — говорит Марк де Мони.
Традиционные ночные концерты с участием выдающихся исполнителей, проходящие в полной темноте, пользуются аншлаговой популярностью.
Этот формат призван к преодолению стереотипов, к тому, чтобы слушатели сосредоточились на слуховом восприятии: программы, в которых известные классические шедевры сочетались с новыми произведениями XX—XXI веков, раздавались зрителям только после окончания концерта.
Так, Илья Грингольц в скрипичном гала-концерте чередовал исполнение Каприсов Паганини (в его интерпретации эти хрестоматийные сочинения поразили неожиданным «взрывным» темпераментом, почти «цыганским» вихрем эмоций) и каприсов Сальваторе Шаррино.
камерное, утончённое интонирование деталей напомнило о том, что в Германии баховского времени практиковалось сопровождение церковной службы не только органистами, но и скрипачами.
В скрипичном гала-концерте также принимала участие Каролин Видман, прозвучали сочинения баховского современника И. Г. Пизенделя, а также современных композиторов Маурисио Сотело, Джачинто Шельси, Паскаля Дюсапена, Йорга Видмана.
В фортепианном гала-концерте участвовали Алексей Любимов, Антон Батагов и Полина Осетинская, исполнялись сочинения В. А. Моцарта, Ф. Гласса, Арво Пярта и другие.
Московский Ансамбль современной музыки также выступил в формате ночного концерта и представил виртуозную программу «Трансцендентные этюды», состоящую из камерных сочинений композиторов XX—XXI веков: Брайана Фернехоу, Яниса Кириадеса, Беата Фуррера, Яниса Ксенакиса и пермского композитора Александра Хубеева.
***
На протяжении всего фестиваля работал Фестивальный клуб, который проводил видеотрансляции, обсуждения спектаклей и встречи гостей фестиваля со зрителями.
Выделим встречу с Маркусом Хинтерхойзером — интендантом Зальцбургского и Венского фестивалей. На фоне кризисных явлений и прагматизма он подчёркивает значимость культуры в обществе: «Культура — определяющая составная для инфраструктуры общества. Этот общественный договор мы сейчас теряем. Есть некоторая магия в том, чтобы 200 человек собрались вместе послушать музыку. В этом есть что-то невероятно важное. И если мы сейчас потеряем конструкцию этого общественного договора, мы потеряем что-то, что мы потом не достигнем никогда».
***
На фестивале впервые состоялось вручение недавно учреждённой премии для молодых критиков «Резонанс». Лауреатом I премии стал Ярослав Тимофеев из Москвы, II премии удостоен Богдан Королёк из Петербурга, III — разделили Екатерина Ключникова и Елена Мусаелян (Москва). Лучшим изданием, пишущим о музыке и музыкальном театре, признан журнал «Музыкальная жизнь» (главный редактор Евгения Кривицкая), специальным призом отмечено также региональное издание «Сетевой журнал о культуре» (Самара, niktaroff.com). Почётная премия за вклад в развитие театрально-музыкальной критики присуждена Вадиму Моисеевичу Гаевскому. Подать заявку на соискание премии в 2016 году можно будет осенью.
В этот же вечер на сцене театра исполнялась программа Slow music, которую составили медленные части фортепианных концертов от Моцарта до Равеля (солист Антон Батагов, оркестр Musicaeterna, дирижёр Теодор Курентзис).
Концерт проходил не только в полной темноте, но и без аплодисментов. «Сегодня мы не будем играть, мы будем думать», — говорит Теодор Курентзис. — «Мы стараемся подойти к этой музыке с точки зрения медитативности. Когда мы занимаемся и учим произведение, мы используем медленные темпы, словно бы повторяем по слогам. В этом есть ритуальность, открывается какой-то невероятный простор, где вдруг обнаруживаешь какие-то элементы, чувства, видения… значимость этого текста становится другой».
В Органном зале прошёл камерный концерт из музыки Десятникова. В нём прозвучали «В сторону лебедя» для двух роялей (А. Гориболь и Л. Десятников), недавно созданное для одноимённого московского фестиваля сочинение «Возвращение» для гобоя, кларнета, двух скрипок и виолончели (в исполнении музыкантов MusicAeterna), в котором использована тема средневековой японской музыки. В концерте был исполнен фортепианный квартет «По канве Астора», созданный для Гидона Кремера. Во втором отделении камерного вечера прозвучали «Песни советских композиторов к кинофильму „Москва“» (солистка — Моника Санторо).
В заключительном симфоническом концерте исполнили вокальный цикл Десятникова «Путешествие Лисы на Северо-Запад» (солистка — Венера Гимадиева) и сюиту «Эскизы к закату». В вокальном цикле, написанном в 2007 году и впервые исполненном в Екатеринбурге, мифологические образы Петербурга сочетаются с образами китайской поэзии и изысканной философской лирикой (стихотворения Елены Шварц претворяют образы сборника «Лисьи чары» китайского поэта XVII века Пу Сун-Линя).
«Я уже 40 лет живу в Петербурге, говорит Л. Десятников. — Я пытался противиться мифу Петербурга и петербургской культуры, но невозможно этому сопротивляться — миф Петербурга неизбежно накладывает отпечаток». Сюита «Эскизы к закату» создана по музыкальным материалам к фильму Александра Зельдовича «Закат». Здесь цитируется малеровская тема Adagietto из Пятой симфонии, но в эстетике эстрадно-джазовой музыки, в ритмах танго; среди цитат также — темы из оперы «Порги и Бесс» Гершвина, Прелюдии g-moll Рахманинова и популярной мелодии «Семь-сорок», в целом же в сочинении создаётся изысканный пейзажный колорит, «шарм» утончённой «вечерней» музыки.
В составлении программы фестиваля подчёркивались музыкально-тематические взаимосвязи.
Так, отмечалось, что любимейшим сочинением Шостаковича, которое композитор взял бы с собой на необитаемый остров, была «Песня о земле» Густава Малера. Тему из Пятой симфонии Малера цитирует Л. Десятников в сочинении «Эскизы к закату».
Пятая симфония Малера прозвучала в исполнении интернационального Фестивального оркестра из 115 музыкантов. Дирижёр говорит о знаменитой теме Adagietto: «Если бы я сам написал эту музыку, я бы стеснялся это делать так лично, беззащитно в крайней форме, так трепетно». Сочетание эмоциональной стихийности, увлекающей экспрессии и лирической глубины, звуковой насыщенности и тщательного интонирования каждого мотива — отличало интерпретацию Теодора Курентзиса.
Заключительный симфонический концерт из сочинений Малера и Десятникова стал убедительным завершением фестивальной программы, которая отличалась органичным сочетанием классической глубины и серьёзности — с артистичным, изысканным претворением жанров «лёгкой музыки».
Автор: Вера Савинцева
Фото: Антон Завьялов, Эдвард Тихонов, Павел Семянников
Источник: belcanto.ru