пресса
Press
16/02/2013
ПОЛИНА ОСЕТИНСКАЯ: «Я - САМА ПО CEБЕ». Интервью перед встречей в Чикаго
- У вас очень разнообразный репертуар: от Баха до Сильвестрова, от Бетховена до Десятникова. Обрисуйте, пожалуйста, круг самых дорогих вам композиторов.
- Вот вы, пожалуй, и обрисовали этот круг. Еще Гендель, Равель, Дауленд, Малер, Прокофьев, Дебюсси, Шостакович, Пелецис. Их много, и все любимы по-своему. Нелюбимых я стараюсь не играть, благо, такая возможность у меня есть.
- Есть ли композиторы, произведения которых вы не станете исполнять?
- Конечно. Это музыка, которая мне активно не нравится. Обойдемся без примеров.
- Что дает вам исполнение современной музыки? Общаетесь ли вы с композиторами, чью музыку исполняете?
- Исполнитель должен всегда находиться в контексте. Никогда не было такого, чтобы игралось только то, что написано двести лет назад. Вплоть до XX века музыканты играли то, что было написано сейчас и для них. И только в XX веке ситуация изменилась, что привело к стагнации и мозгов, и профессиональных возможностей музыкантов. Музыка должна жить после рождения, исполняться, находить своих поклонников...
- Кого из композиторов вашего поколения вы можете выделить? Кто станет Прокофьевым и Шостаковичем XXI века?
- Думаю, Леонид Десятников, вслед за Шнитке, станет эмблемой нашего времени. Конечно, Валентин Сильвестров. Возможно, Павел Карманов или Сергей Невский, или Владимир Раннев, или еще кто-то, о ком я не знаю. Их много. Одни пишут знаки, другие - ноты, третьи - звуки, четвертые - графики, пятые - мелодии...
- Вы не думаете, что современная музыка не вызывает интереса у публики? Или это мне так кажется, глядя на публику в Чикаго, которая, на мой взгляд, очень консервативна.
- Она везде консервативна. Именно поэтому включать одно-два произведения современной музыки надо в любую программу, чтобы создавать между старой и новой музыкой диалог, контекст, развитие.
- Как вы относитесь к джазу? Вы не пробовали соединить в одном концерте классические произведения с джазовыми и пригласить сыграть с вами джазовых музыкантов?
- Нет, я люблю делать дело хорошо, а для того, чтобы хорошо играть джаз, нужно учиться, нужно много времени. У меня этого времени нет.
- Кто из великих пианистов прошлого оказал на вас наибольшее влияние?
- Микеланджели, Гульд, Рихтер, Гофман, Юдина.
- У вас есть образец для подражания, непререкаемый авторитет, кумир в сегодняшнем фортепианном искусстве?
- Непререкаемых – нет, я не могу слепо поклоняться и фанатично принимать, я - профессионал и все вижу по своему. Соколов, безусловно. Плетнев – интересно. Любимов.
- В Ленинграде вы учились у Марины Вольф, а в Московской консерватории - в классе Веры Горностаевой. Что дало вам общение с этими замечательными музыкантами?
- С Мариной Вольф – жизнь (она мне ее вернула) и профессию. С Горностаевой – интеллектуальный подход и умение видеть музыку с разных точек: живописной, архитектурной, математической. Наследство Нейгауза.
- Про вас говорят, что вы – принципиальный противник конкурсов. Но ведь конкурсы дают путевку в жизнь молодым музыкантам. Как пробиться без них? У вас есть другой рецепт?
- У меня вообще нет рецептов. Для большинства конкурсы – возможность заявить о себе. Конечно, ею пренебрегать не стоит. Но у меня другой путь.
- Рихтер говорил, что он очень не любил выбирать рояли. А для вас имеет значение инструмент, на котором вы играете?
- Безусловно. Для вас имеет значение, на какой машине вы ездите? Есть машина, которая везет вас сама, настолько она комфортна и безупречна, вам надо ей только не мешать. А есть старые ржавые “Жигули”, без гидроусилителя, автомата и подвески. На чем вы быстрее доедете? Я люблю роскошные рояли, которые все могут сами. Но играть часто приходится “на дровах”. Тут-то и помогают профессионализм и навыки.
- Приоткройте, пожалуйста, двери вашей творческой лаборатории. Как вы выбираете произведения? Сколько часов в день вы репетируете?
- Для начала я во что-нибудь влюбляюсь - в произведение, композитора или идею. Дальше начинаю делать ”research” – куда это может меня привести, какие связи, какие мысли возникают... Эту часть, сочинение программы, я люблю больше всего. Иногда получаются шедевры, какой была программа “Италомания-20”. Иногда – просто забавные сопоставления.
- Вы не записываете часы, которые “задолжали” инструменту, как это делал Рихтер?
- Нет. Боюсь, в этом случае моей жизни на отдачу долгов явно бы не хватило.
- Вы часто можете сказать: “Да, я сегодня довольна собой”? Часто ли вы испытываете удовлетворение от собственной игры? Я имею в виду не внешние атрибуты успеха, а именно ваше внутреннее состояние.
- Крайне редко. Не больше десяти-пятнадцати концертов за всю жизнь.
- Вы выступаете в разных странах, перед разной публикой. Как на вас влияет зритель? В каких странах вам легче выступать? В каких странах самый требовательный слушатель?
- Конечно, мы зависимы от эмоциональной слушательской отдачи. Есть контакт - будет играться легко и вдохновенно, нет – захочется побыстрее отыграть. В любой стране возможны оба варианта.
- У вас есть любимый зал, где вы любите выступать больше всего?
- Да нет, пожалуй. Череда любимых есть, да, а какого-то одного – нет.
- Сегодня для некоторых музыкантов концерт превращается в обыкновенную рутину. Вы по-прежнему получаете удовольствие от музицирования?
- Я не так часто играю, чтобы это превратилось для меня в обязаловку, стараюсь избегать конвейера, он для меня губителен, как и для любого стоящего музыканта, думаю. А уж камерное исполнительство – это вообще чистое наслаждение.
- Моя мама (педагог по фортепиано) слушала вас в Минске, когда вам было шесть лет. Маленькая девочка в красивом платьице, играющая Экспромт-фантазию Шопена. Уже тогда за кулисами в филармонии все говорили о том, как ваш отец губит вас, как он непрофессионален... Что - никто ничего не мог сделать?! А что случилось бы с вами, если бы не ваше бегство в Питер?
- История не терпит сослагательного наклонения. Не стоит гадать. Думаю, что ничего хорошего.
- После всего, что с вами случилось, логичней было бы вообще возненавидеть фортепиано, музыку и все, с ней связанное. У вас не было такого чувства? И если да, то что заставило вас остаться в музыке?
- Марина Вольф.
- Книга “Прощай, грусть” очень страшная и очень грустная. Почему через много лет вы решили рассказать правду о себе?
- Друзья уговорили, издатель сделал предложение, от которого “она не смогла отказаться”.
- Вам стало легче, когда вы написали эту книгу?
- Гораздо. Она стала для меня абсолютной самотерапией, это признал даже мой психоаналитик.
- У вас подрастают дети. Они занимаются музыкой?
- Старшая (дочь мужа от первого брака) занимается. Я не вмешиваюсь, иногда помогаю чуть-чуть. Ей нравится. Младшие балакают и тренькают шутки ради. Пока, во всяком случае.
- Что главное, на ваш взгляд, в воспитании детей?
- Любовь и терпение. Очень много терпения и очень много любви.
- Что происходит сегодня в культурной жизни России? Буду рад, если вы подскажите новые имена, которых необходимо услышать, расскажете о тенденциях и направлениях в музыке и шире - в культуре.
- Ой, это сложно и долго. Из пианистов молодых – Лифшиц, Коробейников, Володин, Генюшас. Из дирижеров - Теодор Курентзис, Феликс Коробов, Владимир Юровский – правда, он уже европейское достояние, так же как и оперный режиссер Дмитрий Черняков. Замечательные поэты - Мария Степанова и Елена Фанайлова. Композиторы Мартынов, Батагов, Пелецис.
- Как вы относитесь к последним событиям в общественной жизни России: принятию Думой “антимагнитского” закона, обсуждению вопроса о переименовании Волгограда в Сталинград? Зачем власть откровенно провоцирует своих граждан? И что делать в этом отношении мастерам культуры? Как говорили раньше, “с кем вы, мастера культуры”? С кем вы, Полина Осетинская?
- Прежде всего – я сама по себе, не люблю ходить строем. Принятие закона, так же как и многие другие инициативы нашей думы, вызывают у меня ужас и омерзение. Но ситуация сейчас близка к гражданской войне – ведь даже на территории русскоязычного фейсбука тот, кто не с нами, тот против нас. И это еще страшнее и грустнее, чем все то, что происходит на нашей Родине, население которой не помнит и не хочет помнить ничего из нашей истории, и главное, что история имеет обыкновение повторяться.
- На сайте www.russlife.ru вы публикуете замечательные эссе. Вы помните, что послужило отправной точкой для вас? Почему вы решили взяться за перо?
- Конечно. Шура Тимофеевский (Александр Тимофеевский – литературовед, шеф-редактор интернет-журнала “Русская жизнь”. – Прим. автора.) сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Главное ведь в подобном предложении - что? Как оно сделано и от кого исходит. Тщеславие – отправная точка, что еще?
- Вы не только пишете сами. Вы – активно читаете других. Какая книга лежит у вас на книжном столе?
- Сейчас – “Знаменитые русские о Венеции” Кара-Мурзы, “Жизнь и судьба” Гроссмана, “Гений места” Вайля.
- Вы выступаете в Литературном салоне Аллы Дехтяр. Будет ли это просто концерт или (название обязывает!) вы будете не только играть, но и рассказывать о себе, может быть, прочтете какие-нибудь из ваших эссе. Как вы собираетесь построить свой вечер?
- Сыграю программу, а там – как пойдет, как говаривал мой коллега. Читать эссе? Это как-то странно. А вот поговорить, ответить на вопросы, подписать книгу или диски – с удовольствием.
- Вы первый раз в Чикаго? Если нет, то, может быть, у вас есть любимое место в городе. Если да, то будет ли у вас время посмотреть Чикаго? Куда бы вы хотели сходить в первую очередь?
- Первый, поэтому не знаю, куда идти. Но думаю, ко второму приезду у меня уже будет план!
- Удачи, и до встречи в Чикаго!
- Вот вы, пожалуй, и обрисовали этот круг. Еще Гендель, Равель, Дауленд, Малер, Прокофьев, Дебюсси, Шостакович, Пелецис. Их много, и все любимы по-своему. Нелюбимых я стараюсь не играть, благо, такая возможность у меня есть.
- Есть ли композиторы, произведения которых вы не станете исполнять?
- Конечно. Это музыка, которая мне активно не нравится. Обойдемся без примеров.
- Что дает вам исполнение современной музыки? Общаетесь ли вы с композиторами, чью музыку исполняете?
- Исполнитель должен всегда находиться в контексте. Никогда не было такого, чтобы игралось только то, что написано двести лет назад. Вплоть до XX века музыканты играли то, что было написано сейчас и для них. И только в XX веке ситуация изменилась, что привело к стагнации и мозгов, и профессиональных возможностей музыкантов. Музыка должна жить после рождения, исполняться, находить своих поклонников...
- Кого из композиторов вашего поколения вы можете выделить? Кто станет Прокофьевым и Шостаковичем XXI века?
- Думаю, Леонид Десятников, вслед за Шнитке, станет эмблемой нашего времени. Конечно, Валентин Сильвестров. Возможно, Павел Карманов или Сергей Невский, или Владимир Раннев, или еще кто-то, о ком я не знаю. Их много. Одни пишут знаки, другие - ноты, третьи - звуки, четвертые - графики, пятые - мелодии...
- Вы не думаете, что современная музыка не вызывает интереса у публики? Или это мне так кажется, глядя на публику в Чикаго, которая, на мой взгляд, очень консервативна.
- Она везде консервативна. Именно поэтому включать одно-два произведения современной музыки надо в любую программу, чтобы создавать между старой и новой музыкой диалог, контекст, развитие.
- Как вы относитесь к джазу? Вы не пробовали соединить в одном концерте классические произведения с джазовыми и пригласить сыграть с вами джазовых музыкантов?
- Нет, я люблю делать дело хорошо, а для того, чтобы хорошо играть джаз, нужно учиться, нужно много времени. У меня этого времени нет.
- Кто из великих пианистов прошлого оказал на вас наибольшее влияние?
- Микеланджели, Гульд, Рихтер, Гофман, Юдина.
- У вас есть образец для подражания, непререкаемый авторитет, кумир в сегодняшнем фортепианном искусстве?
- Непререкаемых – нет, я не могу слепо поклоняться и фанатично принимать, я - профессионал и все вижу по своему. Соколов, безусловно. Плетнев – интересно. Любимов.
- В Ленинграде вы учились у Марины Вольф, а в Московской консерватории - в классе Веры Горностаевой. Что дало вам общение с этими замечательными музыкантами?
- С Мариной Вольф – жизнь (она мне ее вернула) и профессию. С Горностаевой – интеллектуальный подход и умение видеть музыку с разных точек: живописной, архитектурной, математической. Наследство Нейгауза.
- Про вас говорят, что вы – принципиальный противник конкурсов. Но ведь конкурсы дают путевку в жизнь молодым музыкантам. Как пробиться без них? У вас есть другой рецепт?
- У меня вообще нет рецептов. Для большинства конкурсы – возможность заявить о себе. Конечно, ею пренебрегать не стоит. Но у меня другой путь.
- Рихтер говорил, что он очень не любил выбирать рояли. А для вас имеет значение инструмент, на котором вы играете?
- Безусловно. Для вас имеет значение, на какой машине вы ездите? Есть машина, которая везет вас сама, настолько она комфортна и безупречна, вам надо ей только не мешать. А есть старые ржавые “Жигули”, без гидроусилителя, автомата и подвески. На чем вы быстрее доедете? Я люблю роскошные рояли, которые все могут сами. Но играть часто приходится “на дровах”. Тут-то и помогают профессионализм и навыки.
- Приоткройте, пожалуйста, двери вашей творческой лаборатории. Как вы выбираете произведения? Сколько часов в день вы репетируете?
- Для начала я во что-нибудь влюбляюсь - в произведение, композитора или идею. Дальше начинаю делать ”research” – куда это может меня привести, какие связи, какие мысли возникают... Эту часть, сочинение программы, я люблю больше всего. Иногда получаются шедевры, какой была программа “Италомания-20”. Иногда – просто забавные сопоставления.
- Вы не записываете часы, которые “задолжали” инструменту, как это делал Рихтер?
- Нет. Боюсь, в этом случае моей жизни на отдачу долгов явно бы не хватило.
- Вы часто можете сказать: “Да, я сегодня довольна собой”? Часто ли вы испытываете удовлетворение от собственной игры? Я имею в виду не внешние атрибуты успеха, а именно ваше внутреннее состояние.
- Крайне редко. Не больше десяти-пятнадцати концертов за всю жизнь.
- Вы выступаете в разных странах, перед разной публикой. Как на вас влияет зритель? В каких странах вам легче выступать? В каких странах самый требовательный слушатель?
- Конечно, мы зависимы от эмоциональной слушательской отдачи. Есть контакт - будет играться легко и вдохновенно, нет – захочется побыстрее отыграть. В любой стране возможны оба варианта.
- У вас есть любимый зал, где вы любите выступать больше всего?
- Да нет, пожалуй. Череда любимых есть, да, а какого-то одного – нет.
- Сегодня для некоторых музыкантов концерт превращается в обыкновенную рутину. Вы по-прежнему получаете удовольствие от музицирования?
- Я не так часто играю, чтобы это превратилось для меня в обязаловку, стараюсь избегать конвейера, он для меня губителен, как и для любого стоящего музыканта, думаю. А уж камерное исполнительство – это вообще чистое наслаждение.
- Моя мама (педагог по фортепиано) слушала вас в Минске, когда вам было шесть лет. Маленькая девочка в красивом платьице, играющая Экспромт-фантазию Шопена. Уже тогда за кулисами в филармонии все говорили о том, как ваш отец губит вас, как он непрофессионален... Что - никто ничего не мог сделать?! А что случилось бы с вами, если бы не ваше бегство в Питер?
- История не терпит сослагательного наклонения. Не стоит гадать. Думаю, что ничего хорошего.
- После всего, что с вами случилось, логичней было бы вообще возненавидеть фортепиано, музыку и все, с ней связанное. У вас не было такого чувства? И если да, то что заставило вас остаться в музыке?
- Марина Вольф.
- Книга “Прощай, грусть” очень страшная и очень грустная. Почему через много лет вы решили рассказать правду о себе?
- Друзья уговорили, издатель сделал предложение, от которого “она не смогла отказаться”.
- Вам стало легче, когда вы написали эту книгу?
- Гораздо. Она стала для меня абсолютной самотерапией, это признал даже мой психоаналитик.
- У вас подрастают дети. Они занимаются музыкой?
- Старшая (дочь мужа от первого брака) занимается. Я не вмешиваюсь, иногда помогаю чуть-чуть. Ей нравится. Младшие балакают и тренькают шутки ради. Пока, во всяком случае.
- Что главное, на ваш взгляд, в воспитании детей?
- Любовь и терпение. Очень много терпения и очень много любви.
- Что происходит сегодня в культурной жизни России? Буду рад, если вы подскажите новые имена, которых необходимо услышать, расскажете о тенденциях и направлениях в музыке и шире - в культуре.
- Ой, это сложно и долго. Из пианистов молодых – Лифшиц, Коробейников, Володин, Генюшас. Из дирижеров - Теодор Курентзис, Феликс Коробов, Владимир Юровский – правда, он уже европейское достояние, так же как и оперный режиссер Дмитрий Черняков. Замечательные поэты - Мария Степанова и Елена Фанайлова. Композиторы Мартынов, Батагов, Пелецис.
- Как вы относитесь к последним событиям в общественной жизни России: принятию Думой “антимагнитского” закона, обсуждению вопроса о переименовании Волгограда в Сталинград? Зачем власть откровенно провоцирует своих граждан? И что делать в этом отношении мастерам культуры? Как говорили раньше, “с кем вы, мастера культуры”? С кем вы, Полина Осетинская?
- Прежде всего – я сама по себе, не люблю ходить строем. Принятие закона, так же как и многие другие инициативы нашей думы, вызывают у меня ужас и омерзение. Но ситуация сейчас близка к гражданской войне – ведь даже на территории русскоязычного фейсбука тот, кто не с нами, тот против нас. И это еще страшнее и грустнее, чем все то, что происходит на нашей Родине, население которой не помнит и не хочет помнить ничего из нашей истории, и главное, что история имеет обыкновение повторяться.
- На сайте www.russlife.ru вы публикуете замечательные эссе. Вы помните, что послужило отправной точкой для вас? Почему вы решили взяться за перо?
- Конечно. Шура Тимофеевский (Александр Тимофеевский – литературовед, шеф-редактор интернет-журнала “Русская жизнь”. – Прим. автора.) сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Главное ведь в подобном предложении - что? Как оно сделано и от кого исходит. Тщеславие – отправная точка, что еще?
- Вы не только пишете сами. Вы – активно читаете других. Какая книга лежит у вас на книжном столе?
- Сейчас – “Знаменитые русские о Венеции” Кара-Мурзы, “Жизнь и судьба” Гроссмана, “Гений места” Вайля.
- Вы выступаете в Литературном салоне Аллы Дехтяр. Будет ли это просто концерт или (название обязывает!) вы будете не только играть, но и рассказывать о себе, может быть, прочтете какие-нибудь из ваших эссе. Как вы собираетесь построить свой вечер?
- Сыграю программу, а там – как пойдет, как говаривал мой коллега. Читать эссе? Это как-то странно. А вот поговорить, ответить на вопросы, подписать книгу или диски – с удовольствием.
- Вы первый раз в Чикаго? Если нет, то, может быть, у вас есть любимое место в городе. Если да, то будет ли у вас время посмотреть Чикаго? Куда бы вы хотели сходить в первую очередь?
- Первый, поэтому не знаю, куда идти. Но думаю, ко второму приезду у меня уже будет план!
- Удачи, и до встречи в Чикаго!
- Спасибо, до встречи!